На мой взгляд, в этом инфернальном осьминоге из стальных труб в принципе невозможно было разобраться даже не то что без бутылки, а без целой бочки хорошего доброго крепленого вина. Даже если бы он был целым.
А он целым не было.
Сказать, что заговорщики достигли своей цели и разрушили завод, язык бы не повернулся даже у меня. Но повреждения он получил, тут спорить бессмысленно. Обрушенные с горных вершин камни упали не только на площадку перед зданием, но и на саму установку. Трубы местами были разорваны и сплющены, в цистернах и емкостях зияли пробитые дыры. Даже тут, на расстоянии добрых тридцати метров от установки, ощутимо пахло озоном и почему-то — еловой хвоей.
По конструкциям, качаясь на страховочных тросах, как пауки на своих паутинках, ползала пара ремонтников, оценивая масштабы повреждения. И, судя по тому, как неохотно они это делали, повреждения были более чем серьезные.
Как бы грустно это ни звучало, но стоило признать — завод вернется в строй еще очень нескоро. Если вернется вообще.
Тем лучше.
Звучит цинично, но зато правда. Мне сейчас будет удобнее, если люди останутся без скиллтрита. Или вернее будет сказать — с ограниченным его запасом.
Сначала я думал, что за установкой прячется еще какое-то строение, в которое и ведет меня Баш, но оказалось, что он вел меня вовсе не туда. Оказалось, что на той стороне главного здания есть еще несколько дверей, одну из которых Баш и распахнул, недвусмысленно приглашая меня войти.
— Мы точно идем куда надо? — уточнил я, не спеша заходить.
— А то. — усмехнулся Баш. — Сейчас увидишь святая святых нашего завода.
— А почему мы просто не прошли насквозь? — я ткнул пальцем примерно в том направлении, где сейчас располагался главный вход.
— Во-первых, там сейчас развернули госпиталь, в котором посторонним лучше не шляться.
Я поднял бровь:
— А во-вторых?
— А во-вторых, там просто нет прохода. — хохотнул Баш. — Контрольный зал это сердце завода, поэтому он и находится в самом защищенном месте. Чтобы, в случае чего, вся эта защита выиграла несколько дополнительных секунд на реакцию. На то, чтобы включить систему самоуничтожения, в конце концов.
Да уж. Хорошо еще, что предатели в рядах управления оказались не из высших эшелонов власти, не из командования, и, судя по всему, даже не из тех, кого можно назвать к командованию приближенными. Если бы это оказалась какая-то большая шишка, думаю, ей бы ничего не стоило втихаря прибыть на завод и просто включить ту самую систему самоуничтожения. А то и приказать ее включить, прикрываясь, например, необходимостью провести какие-нибудь там учения.
Сразу за дверью начиналась лестница, убегающая вверх на два, насколько я мог судить снизу, этажа. Учитывая, что всего этажей в здании было три, получается, что пресловутая контрольная комната располагалась не только в задней части здания, что вынудило бы атакующих либо прорываться сквозь него, либо обходить, теряя время в обоих случаях, но еще и ровно в его середине, если смотреть по вертикальной оси. Стало быть, это чтобы не проникли с крыши, или наоборот — потратили несколько лишних секунд, поднимаясь по лестнице с уровня земли.
Но самое смешное — что все это, в общем-то, и не нужно было заговорщикам. Все эти методы защиты, действенные на первый взгляд, сгорали в огне здорового скепсиса, лишь только стоило вспомнить о наличии на заводе такой штуки, как система самоуничтожения. Ведь заговорщикам не было нужно захватывать завод. Их бы устроило и полное его уничтожение. Своими ли руками, или руками какого-нибудь полковника управления, нажавшего на кнопку подрыва установки — неважно, оба вариант играли на руку предателям. Стало быть, только наше вмешательство сегодня действительно помешало заговорщикам завершить эту войну одной стремительной атакой.
Интересно, понимают ли это сами управленцы?
Ответ я получил, когда мы поднялись на второй этаж, и Баш толкнул дверь, которая и ярко-красным своим цветом, и целыми тремя табличками «Служебное помещение», «Не входить», «Идет контроль реакции» буквально-таки кричала о том, что никому туда внутрь нельзя.
Но я все равно вошел.
Контрольный зал оказался большим помещением, все стены которого были увешаны какими-то экранами. Дверь, через которую я вошел, была единственным местом на стене, который не смогли занять экраном, да и то — если бы нашли экран, подходящий по размерам на дверь, то наверняка и на нее бы присобачили.
На экранах крутились какие-то схемы, бегали какие-то цифры, плясали графики. Решительно ничего не понятно, а потом и не важно.
Важное находилось в центре зала. Пол здесь возвышался подиумом высотой в две ступеньки, и весь периметр этого подиума был занят одним огромным… Не знаю, можно ли это назвать «стол»…
Наверное, это был какой-то гибрид стола и пульта управления с кучей разных кнопок, крутилок и рычажков. В некоторых местах ничего из вышеперечисленного не было, зато там валялись стопками какие-то бумажки, маркеры, флажки-булавки и всякая другая канцелярская чушь. Повернутый ко мне безликими белыми фасадами, пульт огибал весь периметр подиума, и, казалось, нигде в нем нет даже разрыва, чтобы попасть внутрь этой замкнутой фигуры.
Тем удивительнее было видеть, что там внутри все же кто-то есть.
Их было трое. Три немолодых мужчины — один седой, второй лысый, третий в матерчатой кепке, — одетые в одинаковую форму управления, — не ту, что носят Иллюзионисты, а простую, вроде той, в которую одеты простые солдаты и линейное командование, — склонились над какой-то бумажкой вроде карты и сосредоточенно сопели, поочередно тыкая в нее пальцами, будто играли в крестики-нолики на троих.
Я нарочито громко хлопнул дверью, привлекая к себе внимание, и, когда троица подняла на меня глаза, — совершенно одинаковые, недовольно-раздраженные, поприветствовал их:
— Доброго дня, господа.
— Это кто? — тут же хмыкнул лысый. — Что за детский сад?
— Погоди. — оборвал его носитель кепки. — Я, кажется, узнаю его. Парень, ты же из «Алых» да?
— В точку. — я кивнул.
— Все нормально. — кепка махнул рукой. — Эти ребята помогли нам отбиться, ну вы в курсе. А конкретно этот паренек прямо сейчас спас почти всех тяжело раненых, мне тоже уже доложили.
— Ну молодец. — хмыкнул седой. — Дай ему какую-нибудь медаль, и продолжим совещание дальше.
И, не обращая больше на меня внимания, седой и лысый снова уткнули глаза в свои бумажки.
Тот, что был в кепке, вздохнул и обратился ко мне:
— Серж… Серж, правильно же? Мы благодарны вам за помощь, но давайте поговорим попозже… Что бы там у вас ни было. У нас сейчас крайне важные вопросы на повестке.
— Более важные, чем сохранение жизней ваших людей? — спокойно спросил я.
— Не то чтобы… Нет, это один из вопросов, которые мы рассматриваем — как нам эва… — кепка стушевался. — В общем, простите нас, но нет времени даже объяснить, почему у нас нет времени.
— Ну хорошо, ваших людей спасать у вас нет времени. — вздохнул я. — А как насчет вообще всех людей на планете? Если вы не можете решить вопрос даже с тремя-четырьмя десятками своих собственных подопечных, как вы собираетесь спасать все человечество?
— Серж, это не то чтобы…
— Да ты охренел, щенок! — внезапно вскинулся седой. — Что ты вообще понимаешь в нашем деле?! Приперся сюда похвастаться тем, что помог взрослым дядям — так проваливай теперь в ту дыру, из которой ты вылез! Вас сюда никто не звал, ни для того, чтобы вы помогали, ни, тем более, для того, чтобы ты учил нас, как делать нашу работу!
Я едко усмехнулся, глядя в глаза седого, и только открыл было рот, как за спиной внезапно хлопнула дверь и сильный, а главное — смутно знакомый голос произнес:
— На твоем месте, Карсон, я бы послушал этого парня, потому что в нем ума больше, чем в вас троих, и пользоваться этим умом он умеет. Кстати, я тоже считаю, что вы свою работу выполнили хреново.
Глава 20. Старый знакомый
Да, я определенно слышал этот голос. Хоть и говорил он тогда совсем другим тоном, и на совершенно другие темы, хоть и слышал я его больше через динамики телефона, чем вживую, не узнать его вряд ли вышло бы.