Я нередко так делал в прошлой жизни. Когда приходилось подолгу ждать цель на позиции — я именно так и коротал время, завернувшись в плащ и застыв в одной, заранее выбранной, удобной позиции. Такое состояние часто сравнивают с тем, как люди спят с открытыми глазами, но это не одно и то же. Сон с открытыми глазами — это когда человек натурально спит, переставая воспринимать сигналы от глаз. Состояние, в котором находился я, не имело с этим ничего общего, потому что мои глаза продолжали воспринимать информацию и мозг продолжал анализировать ее, но, следуя заранее заложенной программе, отдавал телу приказ к немедленному пробуждения только при выполнении определенного условия. Например — появлению в поле зрения цели.

Если же я знал, когда цель появится, или действовал в составе отряда, я легко мог позволить себе натурально вздремнуть, даже глаза закрыв. Если я знал, что меня тронут за плечо или толкнут в спину, когда придет время действовать. Это не значит, что я отключался полностью — органы чувств продолжали работать, хоть и вполсилы, исключительно на случай какого-то неожиданного форс-мажора. Но глаза были закрыты, и я ничего не видел. Даже снов. Никогда в таком полусне я не видел снов.

До сегодняшнего дня.

Закрыв глаза и подождав, пока Ника поудобнее устроится у меня на коленях, перестанет ерзать и устранит тем самым последний источник раздражения, я моментально провалился в темноту, набитую задушенными и едва доносящимися извне звуками окружения. Их было слышно, но до тех пор, пока среди них не прозвучало ничего резкого или опасного, мозг не обрабатывал их, а лишь отмечал присутствие. Точно так же, как не воспринимал свет, который на самом деле проникал даже сквозь плотно закрытые веки, делая вид, что я нахожусь в полной тьме.

А потом в эту тьму пополз фиолетовый туман.

Можно было бы сказать, что он проник сюда из-за границ поля зрения, но у меня не было зрения, меня вообще не было и не могло быть в моей собственной голове, в моем собственном… сне?

Чушь какая-то… Даже если это сон, даже если я натурально уснул, разморенный солнцем и усталостью, то почему я так связно и главное — логично мыслю? Зачастую после того, как тебя выдернули из сна и благодаря этому получилось его запомнить, приходится несколько минут убеждаться в том, что ты действительно на своем месте, в своем теле, и в голове — твой мозг с твоим разумом… Настолько парадоксальным обычно кажется то мышление, которым руководствовался во сне!

Скажем, в настоящем сне, посмотрев на фиолетовый туман, я бы сразу же определил, что это такое, вспомнил бы, что я его уже много раз видел и все про него…

Стоп! Я и правда его видел! Может, я и не знаю, что это такое, но я определенно его видел! Это же тот самый фиолетовый туман, который затягивает все вокруг так плотно, что через него даже солнце с неба едва просвечивает! Туман, который игнорирует дикий холод Пустоты, не выпадая росой, и ветер, веками срывающий пыль с облизанных до состояния морских голышей, руин.

Вот только руин вокруг и не было. Ни руин, ни тусклого, безуспешно пытающегося пробиться через фиолетовую завесу, солнца. Не было даже холода, который, казалось бы, является визитной карточкой Пустоты. Здесь бы только туман.

И неясная тень, стоящая где-то далеко от меня. Черный силуэт тонкой девичьей фигуры, такой контрастный на фоне фиолетового марева, словно вырезанный из него ножницами.

Я уже однажды видел эту тень, этот силуэт, совершенно точно видел. Когда-то, в какой-то из предыдущих визитов в Пустоту. Я видел эту тень, скользящую по самой границе поля зрения. Тогда я не был уверен, что действительно ее видел, но сейчас это очевидно. И вряд ли в Пустоте живет хотя бы две таких тени.

И, если в тот раз тень явно не желала, чтобы я ее заметил, то сейчас все наоборот — стоит на месте и будто бы ждет, когда я подойду.

Что ж…

Я подойду.

Уж где-где, а в моем собственном сознании мне точно ничего грозить не может.

И я пошел к далекому силуэту, клубя вокруг себя туман шагами и взмахами рук. Всегда инертный ко всему происходящему, будто бы стелющийся где-то в ином, в третьем, считая Пустоту, параллельном мире, и видимый лишь из-за какой-то ошибки мироздания, сейчас фиолетовое марево вело себя как обычный туман. Он расступался перед лицом, обтекал густыми струями шагающие ноги, и, казалось, я даже на коже чувствую его влажность. Казалось, он вместе с воздухом проникает в мои легкие, обволакивая их изнутри, и всасывается в слизистые, проникает в кровь, а следом — переходя в какое-то иное состояние, незримое, неощутимое. И уже не в крови он, а в моей пране, которой оставалось буквально на донышке. Казалось, фиолетовый туман мимикрирует под мою прану, превращается в нее, едва коснувшись, и заполняет мое полупустое прановое тело, подобно тому, как горные народы наполняют до краев едва пригубленный стакан дорогого гостя.

А, может, и не казалось.

А, может, это и не сон вовсе. Не слыхал, чтобы во сне восполнялось прановое тело.

Шаг за шагом, чем ближе становился силуэт, тем больше во мне становилось праны. Она прибывала явно быстрее, чем я успевал переставлять ноги, и к тому моменту, когда до силуэта оставался еще десяток шагов, я снова ощущал себя так, будто нюхнул скиллтрита — прану распирало во мне, и она с каждый ударом сердца пыталась покинуть пределы тела.

Но это стало уже привычно, и я почти не обращал внимания. Тем более, что было рядом кое-что намного более интересное.

В силуэте стали проявляться детали. Непроницаемо-черный, словно нарисованный тушью на полотне тумана, вначале, сейчас он обзавелся тенями и освещением. Я уже различал кокетливо перекрещенные ноги, рассыпанные по голой спине густые волосы, блики неведомо откуда падающего света на круглых ягодицах… И узкие белые, будто светящиеся изнутри, полосы, сбегающие вниз через все это. Две полосы на плечах соединялись в одну на шее, спускались по позвоночнику, и в районе поясницы снова делились на две, скатывающиеся по ногам и теряющиеся где-то на пятках.

И только в районе ягодиц эти белые полосы терялись под густым черным облачком, висящим на одном месте, как привязанное.

Я остановился, не дойдя двух шагов, и скрестил руки на груди. Сон это или нет, по своей воле я тут оказался или по ее, пусть оборачивается сама. Тем более, если по ее воле.

И она обернулась.

Посмотрела на меня бездонно-черными глазами и улыбнулась тонкими губами, высветленными на темной коже все той же белой полосой, соединяющей нижние веки:

— Ну здравствуй, Лирс. Вот мы наконец и встретились снова. Хотя какой ты теперь Лирс, ты теперь…

— Серж!

Чужой голос донесся откуда-то издалека, через подушку, через множество слоев фиолетового тумана. Едва подавив рефлекторное желание обернуться на зов, я продолжал сверлить глазами ту, кто обещал мне спокойную жизнь в новом мире. Ту, кто обещал мне, что мы больше не встретимся.

В этот раз я должен узнать, действительно ли она здесь, или это все еще сон.

— Серж!.. Просыпайся!..

Я шагнул вперед, вытягивая руку, чтобы коснуться черной, с белыми полосками, кожи богини, но не успел.

Кто-то положил руку мне на плечо.

И организм рефлекторно выдернул меня из сна.

Как бы я ни пытался игнорировать зовущий меня голос извне, против такого аргумент тело пойти не могло. Любое касание — гарантированное пробуждение. Я сам так себя воспитал, я сам вбил в себя эти привычки.

Глупо теперь пенять на них.

И все же немного обидно, что не получилось одним махом расставить все точки и решить все вопросы.

Хотя кто, собственно, сказал, что получилось бы? Кто сказал, что даже если этот сон был не просто сном, я смог бы вытянуть из богини ответы на интересующие меня вопросы?

Вот именно — никто.

Поэтому я открыл глаза и поднял их на майора, который застыл передо мной, согнувшись в поясе, и уперев одну руку в колено. Другой рукой он тряс за плечо меня.

— Наконец-то. — довольно выдохнул майор. — Вот это ты дрыхнуть, едва достучался до тебя!